Надо познать блаженство колокольного звона

Когда-то в Москве на Пасху был свой порядок колокольного звона. Возглавляла его колокольня Иван Великий в Кремле, передавала эстафетную палочку знаменитой «кадашёвской свече», так называли москвичи колокольню храма Воскресения Христова в Кадашах (Якиманка), а затем вступал оркестр из 19 главных колоколен столицы.

После событий 1917 года многое из традиций было утрачено. Но известный московский звонарь первой половины прошлого столетия Константин Сараджев, который виртуозно исполнял колокольный звон и после революции, навсегда вошел в историю. Его искусство, как и многих его соратников, продолжало жить, несмотря ни на что, получив отклик и в сердцах современного молодого поколения.

Мы поговорили со студенткой факультета искусствоведения Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова Александрой Кривовой, с юных лет увлекающейся колокольными перезвонами.


Всё началось с «Рязанских перезвонов»

– Александра, колокольные звоны – это достаточно редкое в наше время занятие. Когда вы увлеклись ими?

– Я родом из Рязани. Впервые посетила колокольню, когда мне было 7 лет. Мамин друг по работе был алтарником в храме, в который мы ходили, а по совместительству учился на звонаря. Он и провёл меня на колокольню. Тогда это произвело на меня глубокое впечатление, и, чуть повзрослев, я стала серьёзно заниматься обучением колокольному звону с профессиональным звонарём Сергеем Авилкиным. Училась на двух колокольнях в Рязани: Николо-Ямского храма и храма Святого Иоанна Кронштадтского. А ещё в Рязани существует ежегодный фестиваль мастеров колокольного звона «Рязанские перезвоны», и я несколько лет подряд участвовала в нём, звонила в Рязанском кремле.

– Расскажите про этот фестиваль.

– Первое мероприятие состоялось в 2014 году на территории Иоанно-Богословского мужского монастыря в селе Пощупово Рыбновского района. Организатором выступила Валентина Широкова, основательница рязанской школы звонарей. Фестиваль проходит в честь чудотворной иконы «Нечаянная радость», она находится в Рязанском Кремле. Каждый участник звонит по 3–5 минут.

– А что для вас колокольный звон?

Колокола всегда являлись частью русской культуры. Их часто изображали на миниатюрах. В академии я писала картину маслом на холсте, изобразила, как пожилой опытный звонарь обучает юношу. При написании основывалась на изображении Сергия Радонежского у Михаила Нестерова – юный чистый отрок.


«После нескольких занятий человек встал на ноги»

– Как вы считаете, можно использовать колокол как обычный музыкальный инструмент?

– Если музыка, в которой будут использоваться колокола, имеет отношение к церковной тематике, то, я думаю, можно. Например, как использовали колокола для исполнения песни иеромонаха Романа «Господи, помилуй» Дмитрием Певцовым из репертуара Жанны Бичевской.

– А всем ли можно звонить в колокола?

– У человека должен быть осознанный подход. В музыкальном плане главное, чтобы было чувство такта, т.к. важно, чтобы звон был ровный и ритмичный. Профессиональное музыкальное образование здесь не играет главенствующей роли. Есть такое понятие – «насмотренность». Должен быть вкус к музыке, чтобы колокольный звон не превращался в удары во все колокола.

– Колокольный звон исцеляет?

– Я не буду углубляться в данную тему. Расскажу лишь один эпизод, произошедший на моих глазах. Рязанскую школу звонарей посещал молодой человек с ДЦП. Его привозили на коляске, но после нескольких курсов колокольного звона он смог ходить своими ногами.


Обучение «из уст в уста»

– Страна у нас большая, наверняка в разных уголках России существуют разные школы звонарей?

– В данном случае мне не нравится понятие «школа», здесь больше подходит слово «традиция». А она формируется от особенностей той или иной колокольни каких-то значимых монастырей. Существует определённая специфика колоколов, и от этого зависит сам звон. К примеру, в Ростовском кремле висят огромные благовестники, и на каждый из них должен быть свой звонарь. Поэтому там в звоне участвуют сразу 3–4 звонаря. Они должны звонить стройно, ровно, без ускорений и каких-либо украшений. В результате создаётся свой, особенный звон. Он зависит от формы колокола, состава сплава, порядка развески, т.к. вибрация одного колокола влияет на другой, соседний. Например, в Рязанском кремле и в храме Вооружённых Сил в Кубинке используются воронежские колокола, но за счёт разного порядка развески их звон сильно различается.

Техника звона также имеет значение. Например, в Троице-Сергиевой лавре существует особенная трель на зазвонных колоколах, т.к. там связку держат совсем по-другому. Звон невозможно записать в виде нот, по этой причине обучение всегда происходило «из уст в уста». В XX веке такая практика прекратилась, и, если нет человека, который помнит на слух звон, традиция утрачивается. Если говорить о влиянии сплава на звук, то у многих фабрик есть свои секреты отлива колоколов, как это показано в фильме «Андрей Рублёв» Андрея Тарковского.

– На каких звонарей вы ориентируетесь?

– Конечно, на своего учителя Сергея Авилкина. У него авторское прочтение древних традиций. Он обладает вкусом, каждый звон у него неповторимый, мелодичный. Ко всему прочему он музыкант.

Также это знаменитый звонарь первой половины XX века Константин Сараджев, который звонил на 35 московских колокольнях и к рекорду которого я стремлюсь хотя бы приблизиться. Зачем мне это нужно? Чем больше я узнаю колоколен, тем больше у меня опыта, так как везде разная развеска, форма и габариты колоколов.


«Прочитать молитву, чтобы отбросить мирские мысли»

– Где было сложнее всего звонить?

– Я была на шести колокольнях московских храмов: в Кадашах, где провожу мастер-классы, в Марфо-Мариинской обители, на Китайском подворье, в храме Вознесения за Серпуховскими воротами, Сергия Радонежского на Николо-Ямской и в храме Вооружённых Сил в Кубинке. На последней колокольне труднее всего, там тяжёлые благовестники и настройка педалей рассчитана всё-таки на мужскую силу.

– А какие колокола встречаются чаще?

– Скорее новые. Но старинные, конечно, создают особую, неповторимую атмосферу. Они же намоленные, в них звонило не одно поколение звонарей, поэтому ощущаешь себя частью чего-то большого. На звук это никак не влияет. В Рязани, в храме Иконы Божьей Матери «Всех скорбящих радость», есть старый повреждённый колокол, который мы называем «ветераном». Он у нас всегда звучит, так как многое пережил и не использовать его просто кощунство.

– Для вас звонарское дело – призвание?

– Жизнь показывает, что да. Когда я приехала в Москву, у меня не было мысли, что я смогу здесь где-то звонить. Казалось, из-за учёбы времени не будет. Но, видимо, Господь посчитал, что мне не стоит оставлять это дело, и появилась возможность посещать московские колокольни. Поначалу коленки тряслись, это же большая ответственность, ведь звон распространяется на большое расстояние. Сейчас же чувствую гармонию. Как будто не я звоню, а колокол «льётся» через мои руки. А вообще по канонам, перед тем как приступить, надо прочитать «Отче наш» и 50-й псалом, отбросить какие-то мирские мысли. Колокольня же соединяет землю и небо, приближает человека к чему-то высокому. Большое значение имеет вид с колокольни, он настраивает на звон.

– В чём сложность звонарской профессии?

– Ремесло требует большого времени, а зарплата звонаря не коррелируется с современными ценами.

– Цивилизация привносит свои коррективы, появились электронные звонницы…

– Я консерватор. Такие звоны не соответствуют канонам. Как я уже сказала, колокольный звон – это молитва, а её должен творить человек, а не бездушная система.


«И вдруг – заголосило, залилось пением неведомо больших птиц…»

Знаменитый московский звонарь Константин Сараджев продолжал делать своё великое дело и после революции. Сестра Марины Цветаевой Анастасия посвятила ему книгу «Сказ о звонаре московском». Вот некоторые выдержки из её впечатлений.

«Мороз пощипывал. Люди постукивали нога о ногу. Ожиданье становилось томительным. И всё-таки оно взорвалось нежданно. Словно небо рухнуло! Грозовой удар! Гул – и второй удар. Мерно, один за другим рушится музыкальный гром, и гул идёт от него... И вдруг – заголосило, залилось птичьим щебетом, заливчатым пением каких-то неведомо больших птиц, праздником колокольного ликования! Перекликанье звуков, светлых, сияющих на фоне гуда и гула! Перемежающиеся мелодии, спорящие, уступающие голоса. Это было половодье, потоками заливающее окрестность... Оглушительно-нежданные сочетания, немыслимые в руках одного человека! Колокольный оркестр!..

Подняв головы, смотрели стоявшие на того, кто играл вверху – он, казалось, летел бы, если б не привязи языков колокольных, которые он держал в самозабвенном движении, как бы обняв распростёртыми руками всю колокольню, увешанную множеством колоколов. Вырываясь из гущ звуков, они загорались отдельными созвучиями, взлетавшими птичьими стаями, звуки всё выше и выше наполняли небо, переполняли его. Но уже бежал по лесенке псаломщик:

– Хватит! Больше не надо звонить!

А звонарь, должно быть, «зашёлся», не слушает! Заканчивает свою гармонизацию...

– Д-да! – со слезами на глазах сказал высокий длиннобородый старик, – много я звонарей на веку моём слышал, но этот...

– У него совершенно органный звук! – сказал кто-то.

– Да нет, не орган! Понимаете, это – оркестр какой-то!

– Гений, конечно!

А сам Костик Сараджев, в частности, говорил:

– Колокол есть моя специальность, моё музыкальное творчество на колоколах. У меня имеется сто шестнадцать произведений, которые по своим исключительно тонким различиям звуковых высот приемлемы для воспроизведения только на колоколах. Для этого нужен особый слух. Не тот «абсолютный» слух в смысле звуковой высоты, а также в различении тонов, а исключительно тонкий, в наивысшей степени абсолютный. Его можно назвать «истинный слух». Это способность слышать всем своим существом звук, издаваемый не только предметом колеблющимся, но вообще всякой вещью. Звук кристаллов, камней, металлов. Пифагор, по словам своих учеников, обладал истинным слухом и владел звуковым ключом к раскрытию тайн природы. Каждый драгоценный камень имеет свою индивидуальную тональность и имеет как раз такой цвет, какой соответствует данному строю. Да, каждая вещь, каждое живое существо Земли и Космоса имеет свой собственный тон. Тон человека постигается вовсе не по тону его голоса, человек может не произнести ни одного слова в присутствии человека, владеющего истинным слухом, однако им будет сразу определён тон данного человека, его полная индивидуальная гармонизация. Для истинного слуха предела звука нет, как нет пределов Космоса! Задатки истинного слуха есть у всех людей, но он не развит пока в нашем веке...»

Сохранились также записи Константина Сараджева о соответствии звука и цвета. Записей этих было много с перечислением всех звуков октавы. Вот несколько образцов:

Ми мажор – ярко-голубой, Фа мажор – ярко-жёлтый, Си мажор – ярко-фиолетовый, Ми минор – синий, серовато-тёмный, Фа минор – тёмно-коричневый, Си минор – тёмно-красновато-оранжевый и т.д.

Евгений ДАВУТОВ, научный сотрудник музея «Кадашёвская слобода», координатор выставочной деятельности при храме Святой Великомученицы Ирины в Покровском.

Фото: Иван ВИСЛОВ, Евгений ДАВУТОВ

© "Союзное государство", № 4, 2023

Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите канал, подпишитесь и поставьте лайк!


Хотите, чтобы мы и дальше радовали Вас интересными и важными материалами?