Каким должен был быть идеальный придворный во Франции

Для французских королей сущность двора всегда была многозначной. В большинстве государств к XVII в. уже были постоянные столицы, в отличие от более раннего периода, когда фактически столичные функции были связаны именно с местом пребывания короля в конкретный момент времени. Однако можно отметить: Людовик XIV явно стремился подчеркнуть, что именно двор является сосредоточием государственной власти. Именно об этом должно было свидетельствовать строительство королевской резиденции в Версале, которая противопоставлялась Парижу, указывая, что его статус столицы может оказаться достаточно условным. В определённом смысле, Людовик стремился подчеркнуть, что он обязан своему величию не предшественникам, а исключительно личным заслугам.

Подобная политика являлась продолжением той, которую уже на протяжении не одного столетия вели французские короли, и которая была направлена на укрепление единовластия. Дворянство постепенно лишалось своей политической автономии, единственным источником благополучия и влияния должна была быть королевская власть. Можно согласиться с Ж. Птифисом в том, что

При Людовике XIV во Франции произошли важные изменения в церемониальной сфере. Ритуалы прежней эпохи были в большей степени нацелены на все слои населения, должны были продемонстрировать им королевское могущество и расположение монарха к своим подданным. Постепенно ритуалы и церемонии всё в большей степени сосредотачиваются при дворе, становятся рассчитанными на достаточно узкий круг людей, в которые не входило даже большинство дворянства.

Конечно, нельзя отрицать и влияния личностных особенностей тех людей, которые занимали французский трон. Придворная жизнь существовала и при короле Людовике XIII, однако свидетельства современников позволяют предположить, что этот монарх скорее тяготился тем, что вынужден был следовать соответствующим ритуалам. Он предпочитал обходиться без пышного утреннего церемониала, любил обедать в одиночестве. Однако уже и при этом короле, чей двор будет считаться в эпоху следующего царствования образцом скромности, число входивших непосредственно в свиту монарха, могло превышать 2 тысячи человек.

Его сын получал гораздо больше удовольствия, оказываясь в центре внимания других людей, ему нравилось очаровывать окружающих, Всё это не могло не сказаться на активном развитии придворной жизни.

Стоит учитывать, что пути формирования придворного окружения и те группы, за счёт которых оно пополнялось, могли быть весьма различными. Традиционно при дворе могли находиться те, на кого король мог рассчитывать в междоусобицах, которыми была богата французская история XVI-XVII веков. Однако, короли могли требовать в обязательном порядке нахождения при дворе и своих главных конкурентов, потенциальных противников. Их отсутствие могло рассматриваться как открытый знак неповиновения.

Постепенно при дворе начали всё большую роль играть уже не только представители наиболее крупных аристократических семейств, но и выходцы из провинциального дворянства, которые традиционно могли рассматриваться королями как союзники в борьбе против самовластия крупных феодалов. В категорию придворных могли входить и выходцы из «дворянства мантии», то есть разного рода управленцев, финансистов.

Таким образом, привлекательность придворной жизни повышается, она рассматривается не как одна из возможных разновидностей дворянской карьеры, а как практически единственный способ добиться расположения короля. В свою очередь, это вызывает рост требований к тем, кто стремится стать придворным. Можно говорить о постепенном формировании идеального образа аристократа, который большую часть своей сознательной жизни проводит именно при дворе.

Жизнь двора была завязана на личность короля. Соответственно, можно говорить о том, что идеальным придворным мог считаться тот человек, который находил возможность услужить монарху. Причём нередко это относилось не к делам управления государством или военным советам. Приобрести расположение короля и благодаря этому влияние при дворе можно было, угодив правителю в достаточно малозначительных вещах. Отец Сен-Симона заслужил королевское расположение, придумав, как королю быстрее менять лошадь во время охоты, которой страстно увлекался Людовик XIII.

В среде французской аристократии было распространено представление о том, что придворный должен с максимальной ответственностью относиться к выполнению тех поручений, которые возложены на него королём. Некачественное исполнение поручения могло рассматриваться как бесчестье, и реакция на него со стороны придворных могла быть порой крайне эмоциональной и жестокой по отношению не только к другим, но и к себе.

Наиболее ярким примером такого понимания своего долга может служить случай с Ф. Вателем, обрисованный в письме де Севинье. Ватель отвечал за организацию пиршества у принца Конде, который принимал у себя короля со свитой. Ватель настолько близко принял к сердцу недостачу жаркого на двух столах и то, что поставщики не успели вовремя составить свежую рыбу, что предпочёл совершить самоубийство. Перед этим он неоднократно повторял, что не в состоянии пережить такого позора.

Когда мы говорим о придворных, не стоит забывать, что значительную часть двора составляли представительницы прекрасного пола. Их жизнь также должна была вращаться вокруг личности короля, при этом общепринятые нормы морали в этом случае могли не просто нарушаться, но это нарушение могло возводиться в добродетель. Ф. де Обинье, морганатическая супруга короля Людовика XIV в своих воспоминаниях приводила мнения придворных дам, которые полагали, что быть королевской любовницей является честью и счастьем и не может идти ни в какое сравнение с тем, чтобы «иметь связь с обыкновенным человеком».

Королевский двор представлял из себя строго иерархическую систему. Можно сказать, что в определённом смысле идеальным придворным был тот, который чётко знал своё место при дворе. Это означало, что его поведение не сочтут наглостью и в тоже время он не упустит тех благ, которые ему доступны в соответствии с его положением. При этом различия между придворными в определённом смысле сглаживались тем, что все они были во многом одинаково ограничены в правах в отношении короля. Например, никто в соответствии с нормами этикета не имел права обратиться к королю первым, монарх имел возможность выбирать себе собеседников.

Однако можно говорить о существовании множества привилегий, которые были в основном символическими, но, тем не менее, чётко указывали на то, кто занимает при дворе более высокие ступени иерархии. Например, было чётко определено, кто из придворных имеет право сидеть в присутствии монарха. Эта привилегия не распространялась даже на всех принцев крови. Даже передвижении по пространству приёмных залов регламентировалось. Не все имели право свободно пересекать просторы палат по диагонали, многим приходилось перемещаться вдоль стен. Для каждого из придворных также была прописана роль, которую он должен был играть во время определённых церемоний, например приёма послов.

Система рангов, однако, не была неизменна, за исключением незначительного числа тех, кто входил в семейство короля. Дворяне стремились занять места тех, кто стоял выше их по рангу и подчеркнуть своё отличие от тех, кто стоял на нижних ступенях лестницы.

Для идеального придворного служба королю сама по себе была наградой. Он не ждал за неё ещё какой-либо оплаты. Ж. Птифис в своём исследовании приводил реплики французских аристократов, которые говорили, что охотно бы разорились, прожали все свои имения, лишь бы иметь возможность находиться при дворе. Естественно, нужно понимать, что в реальности многие дворяне стремились ко двору именно в расчёте на улучшение своих финансовых обстоятельств, но идеал заключался именно в бескорыстном служении.

Подобное отношение к службе королю поддерживала и Католическая церковь во Франции. Во время одной из проповедей прозвучавших при дворе в 1676 г. прозвучали слова о том, что служба королю «уже сама по себе честь и награда». Такая служба должна была восприниматься как самое высшее стремление для дворянина. Стоит при этом заметить, что ещё в первой половине столетия под службой понималась преимущественно служба в армии, но постепенно это понятие начало всё больше ассоциироваться именно с ролью придворного. Впрочем, было бы неправильно видеть в придворных людей, которые боялись тягот и лишений войны. Многие представители самых знатных родов королевства рвались на военную службу, когда начинались многочисленные кампании Людовика. Предполагалось, что придворный по-прежнему, в первую очередь, солдат, готовый защищать короля и страну на поле боя. Если же при этом он ещё выполняет обязанности чтеца или следит за королевским гардеробом, то это трактовалось как дополнительно усердие, желание служить своему монарху во всём.

Понятно, что при дворе короля могли находиться и множество тех, кто по разным причинам не имел возможности служить. Это были старики, молодые люди, женщины. Однако формально придворными считались именно те, кто состоял на королевской службе, остальных правильнее было бы называть не придворными, а дворянами при дворе.

Король в отношениях между дворянами выступал в роли третейского судьи, улаживавшего их споры и примиряющего врагов. От монарха ждали подарков, предоставления новых должностей, пенсий. Идеал бескорыстного служения вполне мог сочетаться с прагматизмом. Хотя можно трактовать такое поведение как своеобразное ожидание того, что и король будет соответствовать определённому идеалу. А этот идеал заключался именно в щедром и милостивом владыке. Причём для придворных было естественным желать, чтобы милости распространялись только на их сообщество.

Сам король во многом стремился поддержать именно такой образ. В письмах к своему наследнику он говорил о том, что пытался приучить дворян к тому, что

В более позднюю эпоху во Франции появилось выражение «одомашнивание дворянства». Имелось в виду, что дворяне окончательно утрачивали самостоятельность, которая некогда была характерна для феодалов, превращались в домочадцев короля. Это выражение имело оттенок пренебрежительности. Однако вряд ли сами придворные Людовика согласились с подобной трактовкой. Возможность быть домочадцем великого правителя рассматривалась не как уничижение, а как честь. Присутствие за обеденным столом короля воспринималось как высочайший знак доверия со стороны монарха и государства. Для современников Людовика XIV не было ничего странного в том, что один и тот же человек мог держать канделябр во время переодевания короля и быть при этом маршалом Франции.

Прикрепление знати ко двору нередко приводило к тому, что многие из них полностью забрасывали свои провинциальные имения. Замки приходили в упадок. Это может служить подтверждением того, что за формированием образа идеального придворного стояло вполне естественное желание короля снизить возможность бунта, тем более что память о временах Фронды была ещё жива. Придворные могут плести интриги, но они направлены преимущественно не против короля, а против тех, кто рассматривается в качестве конкурента в борьбе за милости монарха. Провинциальные же феодалы склонны были в большей степени стремиться к политической независимости.

Само становление двора как центра светской жизни было во многом результатом целенаправленной политики королевской власти. При Людовике XIV создание любых светских центров за пределами двора хотя и не запрещалось напрямую, но однозначно не приветствовалось.

В Версале огромные пространства были изначально запланированы именно как квартиры для тех дворян, которые будут в них проживать. Королю нравилось, когда у него ходатайствовали о праве поселиться в такой квартире. Можно сказать, что идеальным придворным в глазах короля был тот человек, который предпочитал королевское жилище своему собственному. Ради того, чтобы как можно чаще видеть короля, он готов был оказаться от тесного общения с семьёй, заботы о своих поместьях. Нередко при дворе подобным образом практически постоянно проживали даже те люди, которые не имели никакой придворной должности. Н. Элиас полагает возможным говорит о том, что король воспринимался не только как правитель государства, а как хозяин дома, причём этим домом был не и не только резиденции, но и вся Франция

Отношение придворного к королю могло быть двойственным в том отношении, что сам монарх мог одновременно дистанцироваться от дворянства, подчёркивая своё превосходство, но при этом оставался представителем этого сословия. Именно поэтому придворный этикет для короля играл столь значимую роль. В своих мемуарах Людовик XIV отмечал, что нельзя отнять у правителя ни одного символического знака превосходства, «не нанеся при этом вреда всему государству».

Стоит отметить, что само понятие идеального придворного может быть рассмотрено с разных точек зрения. Идеальный придворный, если судить с позиций некоего абстрактного идеала, это скорее человек, который готов полностью пренебрегать собственными интересами. Однако, понятно, что в реальности такие люди если и оказывались при дворе, то очень быстро вытеснялись оттуда конкурентами. Соответственно, можно говорить об идеальном придворном и как о человеке способном удержаться при дворе, не утратить полученного положения. Понятно, что такой человек вовсе не был похож на благородного альтруиста, способного пренебречь собственными интересами.

Жизнь любого придворного, независимо от высоты занимаемого положения, это постоянные соперничество и интриги. Расположение короля было нелегко завоевать, но достаточно легко утратить. Для того чтобы этого избежать нужно было быть в курсе всех придворных раскладов сил, знать, кто сейчас может считаться фаворитом, а кто вызвал недовольство короля. Нужно было не только заводить нужные знакомства, но и при необходимости избегать прежних друзей. Придворная иерархия находилась в состоянии неустойчивого равновесия, постоянные колебания позиций были нормой для аристократии. Отношение к другим придворным также было своеобразным показателем того, насколько в данный момент могло считаться устойчивым при дворе положение определённого человека.

Жизнь в состоянии постоянной борьбы приводила к формированию у людей особого склада характера, развивала определённые навыки. Можно сказать, что придворные вынужденно становились неплохими практическими психологами. Они могли отслеживать все нюансы в поведении других людей, улавливать малейшие признаки негодования короля. Одновременно с этим жизнь при дворе требовала от человека навыков самоконтроля, умения не показывать свои истинные чувства. Как писал Сен-Симон,

Естественно, что придворный должен был обладать и развитыми коммуникативными навыками. Придворный это человек, который способен поддерживать светскую беседу ни о чём, но в тоже время внимательно улавливающий всё, что может иметь отношение к его положению при дворе. Он всегда стремится узнать больше, чем сказать другим.

Стереотипным представлением о дворянах рассматриваемой эпохи является образ человека эмоционального, вспыльчивого. Нельзя сказать, что этот образ полностью не имеет под собой оснований. Однако придворному, который хотел сохранить свои позиции, необходимо было больше рассчитывать на рациональное мышление. Придворный должен был уметь подавлять свои эмоции ради достижения более важных целей. Помимо этого, при дворе открытая демонстрация раздражения, злости могла рассматриваться как знак признания своего поражения в борьбе с конкурентами.

Становление и развитие нового идеала придворного во многом приводило к противоречиям со старыми идеалами дворянской чести. Дворянин первой половины XVII столетия – это человек, который стремится к максимальной свободе и самостоятельности, не готов себя ограничивать. Он щепетильно относился ко всем событиям, которые могли рассматриваться как ущерб для его чести, предпочитал лишний раз вступить в конфликт, чем простить обидчика. Гибкость, умение идти на компромисс, находить общий язык даже с неприятными людьми: всё это могло показаться недостойным дворянина. Ради защиты своего идеала дворяне готовы были вступать в конфликт даже с королевской властью, отправляться на эшафот. Можно вспомнить попытки французских королей запретить дуэли, которые на протяжении долгого времени сталкивались с игнорирование со стороны дворянства.

Новый идеал придворного во многом отличался от старого дворянского. Главным признаком дворянина, который опирался именно на придворную систему ценностей, должно было стать служение не своим личным прихотям, а королю. Ради этого он должен был смириться со многим, в том числе и с разного рода ограничениями прежних вольностей.